в какой-то момент осознание собственного добровольного заключения вспыхивает в мозгу красной лампочкой и бъет по барабанным перепонкам сигналом тревоги.
что-то пошло не так. отрезанность от внешнего и возможность предполагать теперь не кажутся уютными и безопасными. они врезаются в кожу тонкой леской огродительных полос. практически невидимых, но сейчас - болезненно ощутимых. и скручивается, сворачивается, схлопывается бережно выстроенный мир камерной темноты о тринадцати зрачках. шоколадная кошка шипит, вскрикивает, будто ей наступили на хваст и мечется в коробке, выпуская отрые когти, кромсая пространство и все, что подвернется под лапы. она хочет на свободу.
слишком давно я прислушиваюсь, слишком давно не вижу. слишком давно знаю, что говорю с пустотой. и каждый мой шаг вверх ограничен незримым потолком, с которым рано или поздно стокнется моя макушка. хватит?
но что ждет меня там, в давно покинутой реальности, из которой больше не шлют новостей? мое радио_молчание - все лишь отражение молчания извне. и сколько бы я не разбрасывал слова по бесплотному клочку несуществующей реальности - я так же тих, как и город, в который приходит осень.
читать дальшемозг тихо клацает шестеренками. взгляд осторожно ощупывает все, до чего может дотянуться. сознание все еще не понимает, что происходит. но созревшее намерение набухает в черепной коробке, стремясь воплотиться любой чений или разорвать свое тесное вместилище.
я поднимаюсь из кресла и делаю несколько шагов. к столу. к кофеварке. глаз все еще смотрит на меня из мутной коричневатой воды, которая должна была быть кофе. прозрачная колба наполнена до краев. я закрываю крышку, выдвигаю резервуар из-под давно забившихся отверстий, проливающий ковеиновое блаженство в готовом варианте. глаз я возьму с собой. дальше - по осколкам битых чашек - в глубь темноты. сунуть босые ноги в растоптанный и уютный плен берцов. заправить камки и затянуть потуже на голени.
мне почти страшно.
так случается, когда разрыв сликшом очевиден, и скептичный разум не видит возможности свести края и соштопать их со всей тщательностью.
слишком давно меня не было там. значит, впереди - прозрение. болезненное, острое, всепоглощающее, способное повредить остатки рассудка. впрочем, сохранились ли эти остатки?
знает ли кто-нибудь, что чувствует слепой, обретая зрение? что чувствует глухой, обретая слух? мне - предстоит узнать.
кожанка приятно давит на плечи. обойма оттягивает ремень вниз. дробовик болтается за плечом. осталось найти арбалет моего охотника и нож Линкс. я хочу выйти наружу.
кажется, я готов. но готова ли наружность ко мне?
странно, я забыл многие имена. я помню функции людей и их лица. нездоровость собственной памяти повергает в ступор. так, будто в мире моем, том, что у меня в голове, давно нет ничего живого. словно те, кто наполнял мое пространство и сердце - просто иконки на рабочем столе. программы с закрепренным интуитивно понятным логотипом. "здравствуйте, я winamp и я проигрываю музыку". никакой личности. никаких качеств. тошно. а кто тогда я? и жив ли я на самом деле, или я тоже - набор функций с ярлычком вместо лица?
я не слимаю гарнитуру. наушники плотно обхватывают мои уши. чуть ниже кончика носа - мягкий шар давно оглохшего микрофона. и провода тянутся, тянутся, как пуповина, к рабочему месту. возможно, как далеко бы я ни зашел, эти провода послужат мне хлебными крошками. призрачной возможностью вернуться домой. я не знаю, вернусь ли. но наличие возможности всегда лучше, чем ее отсутствие.
пыль и песок скрипит под ногами. и там, за пределами рубки, слишком светло. нет, везде царит темнота. она оплела город своей паутиной, но... на светлее, чем жидкий горячий шоколад моего некогда уютного гнезда. алые зрачки следуют за мной. кажется, от них невозможно избавиться, но я и не стремлюсь. они стали частью меня самого, и взгляд в спину - равнодушный и пристальный, теперь служат чем-то вроде якоря. я не помню боли, или вкусовых ощущений. я не знаю, как понять, жив ли я еще. наверное, когда я перестану чувствовать, как взгляды сверлят мой затылок, я буду официально считаться погибшим.
заплечник приятно оттягивает плечи. в одной руке, сунув подмышку, я несу контейнер с моим единственным оставшимся другом - глазом. я выхожу в мир.
и снег... или нечто похожее на снег, созвуком битого стекла скрипит под тяжестью моего тела.
я не оглядываюсь, но что-то хватает меня за рукав куртки, дергает, тянет. я не стараюсь освободиться. просто останавливаюсь на миг. и меня догоняет Чарли. в дурачкой цветастой футболке, хипанских клешах, с небольшим радио на поясе и безумной улыбкой. от слушал? слышал? он слышит и сейчас? его лицо смешно раскрашено яркими мазками. командос, чтоб его. смешной командос виниловых джунглей. не говоря ни слова (он помнит, что прерывать вещание - нельзя), он снова дергает меня за рукав и тычет пальцем куда-то вдаль, в сторону цента. я поворачиваю голову и вижу, как из-под земли вырывается огонь. он не дает света. не дает его дальше собственного мощного столба, расцветающего грибом.
мы смеемся, глядя во все глаза. и делаем шаг ему навстречу.
здравствуй, большой внешний мир.